Энтузиазм ведёт к улучшениям

Первое, что нужно знать о страхе, — это то, что он устраним. А нет ли у вас привычки, скажем, раздражаться? Раздражительность устранима. Вы можете избавиться от нее. Вы склонны впадать в депрессию? Депрессивные состояния устранимы. Все, действующее разрушительно на счастье и благополучие человека, все негативное, укоренившееся в его психике, может быть устранено. Зафиксируйте этот факт в сознании. Никогда не упускайте его из виду. Сколько бы тревог и забот ни донимало вас, всегда помните, что от них можно избавиться. Энтузиазм с его безмерной психической и духовной силой способен снять все страхи.

Не склоняйтесь к мнению, будто вы должны жить с чувством страха всю жизнь. Вам это не грозит. Страх устраним. Не допускайте мысли о неизбежности жить в постоянном страхе и тревоге лишь потому, что так жил кто-то из близких — отец, мать, дедушка или бабушка. В вас должно быть лишь то, что вы хотите иметь. Если вы пожелаете вечно терзаться беспокойством, то, возможно, так оно и случится. Но когда человек осознает, что страх искореним, и решает, положившись на промысел Божий, устранить его, тотчас начинается процесс избавления. Он включает описанные выше этапы плюс еще один фактор, очевидно, не пользующийся популярностью у нового поколения американцев, и фактор этот — самодисциплина. Имейте в виду, что сделать с собой абсолютно все, чего бы ни пожелали, вы сможете лишь в случае, если в вас есть то, что заставляет дисциплинировать себя соответствующим образом. И знайте: в вас дремлет сила самодисциплины в ожидании момента, когда ее начнут использовать.

В былые дни эта могучая способность, известная как сила воли, высоко ценилась в Соединенных Штатах. Обесценивание силы воли в наше время грозит появлением поколения американцев, охват невротических состояний у которого, вероятно, достигнет новых широт. Очевидно, раньше американцы были более нормальны в психологическом отношении. Одной из основных причин тому, возможно, является то, что их учили практиковать самодисциплину. Они верили, что любую угрозу их индивидуальности можно ликвидировать, а потому с Божьей помощью дисциплинированно принимались за ее устранение. Это не значит, что у них не было никаких тревог. Конечно же, они были.

Итак, снять беспокойство можно посредством обдуманного и интенсивного использования энтузиазма и самодисциплины. Как я указывал выше, чтобы проникнуться энтузиазмом, надо просто действовать с энтузиазмом. Или, что одно и то же, сменить беспокойство на энтузиазм, отказавшись от деструктивной эмоции в пользу эмоции конструктивной. Прямая фронтальная атака на слабое место личности, например на состояние беспокойства, может оказаться эффективной, особенно если она подкреплена верой. Но во многих случаях более надежный результат даст, вероятно, косвенная атака в форме процедуры замещения или психологического обхода.

Проиллюстрируем такой способ борьбы с тревожными состояниями историей человека, консультировавшегося у меня по поводу приступов беспокойства. Судя по его полному драматизма описанию своих переживаний, свою проблему он считал чрезвычайно острой, хотя мне она представлялась несколько менее серьезной. Он разработал подход к жизни по принципу «достать правое ухо левой рукой», что якобы гарантирует результаты, противоположные ожидаемым. Так закоренелый бейсбольный болельщик всегда ставит против своей любимой команды в полной уверенности, что тогда она непременно победит. У меня сложилось впечатление, что тревога этого человека по большей части обусловлена самонаведенной истерией. Но в любом случае его страдания были вполне реальными, и он имел право на облегчение.

Его замечания отличались крайним негативизмом, и он, казалось, постоянно ожидал, что вот-вот случится самое худшее. Однако даже в его негативизме, по-видимому, имелось слабое звено: как стало понятно, он в действительности вовсе не рассчитывал, что дела обернутся плохо. И здесь вновь была налицо любопытная причуда мышления: будто бы, если говорить о чем-то негативно, случится, скорее всего, противоположное. Вот и образовалась в голове у этого человека странная, конфликтующая смесь окрашенных тревогой идей. Испытывая перед ними страх, он, тем не менее, в них почти не верил. Но и частичной веры было достаточно, чтобы эти идеи овладели им. Результатом стало не только ощущение несчастья, но и огромная утечка психической энергии, которая могла бы быть направлена на конструктивные цели.

Я решил прописать ему косвенный метод атаки на тревогу. Вместо того чтобы побуждать его решительно ополчиться против своей тревоги, нанеся ей прямой удар, на чем он настаивал, я сказал: «Нет, нет, лучше так не делать. Давайте обманем тревогу, подойдя к ней со стороны ее слабого места. Если ваш страх действительно силен, последствия прямолинейного подхода могут вынудить вас отступить, признав поражение, а это может расхолодить вас. Поэтому лучше будем, как боксер-профессионал, танцевать вокруг соперника, держась вне его досягаемости и нанося ему удары, когда тот теряет бдительность».

Я расписал клиенту режим дня и пообещал, что при надлежащем его соблюдении тот может превратиться из помешанного на своем беспокойстве субъекта в практикующего энтузиаста. «И тогда, — заверил я его, — вы обретете счастье, о котором даже не мечтали, и ваши заботы превратятся в детскую игру. Вы станете справляться с ними с легкостью».
ПЯТИЭТАПНАЯ ПРОГРАММА АТАКИ НА ТРЕВОГУ

Если говорить конкретно, описанный мною метод состоит в следующем. Во-первых, пациент должен взять за правило внимательно прислушиваться к себе. Должен отмечать и тщательно анализировать все свои высказывания, чтобы получить полное представление о поразительном количестве постоянно произносимых им замечаний скорбного и негативного характера.

— Начинайте говорить не раньше, чем мысленно вслушаетесь в то, что собираетесь сказать, оцените и проанализируете это, — внушал я. — Вряд ли это доставит вам удовольствие, ведь вас ждет не приятное времяпрепровождение, а безжалостное открытие самого себя, но это будет первостепенный шаг. Выслушайте собственными ушами и всем мозгом весь тот унылый вздор, что несете целый день.

Во-вторых, он должен стать до конца честным перед собой и, услышав собственное негативное утверждение, спрашивать себя: «Я действительно искренне верю своим словам или просто изрекаю негативизмы, которым не придаю никакого значения? Если хочу, чтобы выиграли «Mets», почему бы мне не начать верить в их победу и о том же говорить вслух? И прекратить, словно ребенок, делать против них ставки в тщетной надежде, будто они выиграют за счет этого абсурдного принципа "от противного"».

В-третьих, он должен взять за правило говорить прямо противоположное своим обычным заявлениям и отмечать, насколько лучше звучат новые высказывания. Возможно, при этом он будет ощущать себя лицемером, но лицемерие не окажется для него чем-то новым. Не он ли много лет говорил совсем не то, что на самом деле имел в виду?

Продолжая практиковать эту новую для него технику, он почувствует воодушевление, слыша полные жизни, надежды и ожиданий собственные слова и мысли, пришедшие на смену прежним пораженческим высказываниям. И скоро обнаружит, что с ним происходит нечто действительно вдохновляющее, что-то вроде прилива динамичного энтузиазма. По мере освоения процедуры он в процессе личностных изменений осознает ценность честного аналитического «вслушивания», нового элемента в его речи.

В-четвертых, он должен следить за всем происходящим в ходе выполнения этой новой процедуры, внимательно отмечая и рассчитывая даже малейшие результаты. Если, к примеру, у него была привычка угрюмо произносить: «Сегодня все пойдет не так, как надо», то сейчас (ведь он уже отказался от негативизмов) ему следует говорить, что дела идут лучше, чем обычно. Он должен честно признать, что на самом деле и рассчитывал на благоприятный исход и что сейчас он уже не обманывает себя в отношении своих ожиданий и больше не боится надеяться на лучшее.

В-пятых, он должен ежедневно развивать в себе умение находить положительное в каждом человеке и в каждом поступке. Это один из самых воодушевляющих приемов, направленных на личностное развитие.

Я впервые узнал о нем от ныне покойного Гарри Бул-лиса, заметной фигуры в мукомольной промышленности Миннеаполиса. Гарри был подлинным энтузиастом, поразившим меня до такой степени, что я попросил его поделиться секретом своей счастливой натуры. «Давным-давно, — ответил он, — я решил вкладывать наилучшее из возможных значений в слова и действия любого человека, да и в любую ситуацию тоже. Разумеется, я не закрываю глаза на действительность, но в то же время всегда пытаюсь акцентировать все лучшее, ибо верю, что такая практика способствует достижению хороших результатов. И когда видишь это лучшее, то проникаешься энтузиазмом к людям, к своему делу, к церкви и ко всему прочему и начинаешь получать от жизни куда больше удовольствия, а из головы улетучиваются тревожные мысли. Фактически, я перестал испытывать беспокойство с тех пор, как начал практиковать эту вызывающую энтузиазм технику».
Я ЕДВА НЕ УШЕЛ ИЗ ЦЕРКВИ

Мне и самому нередко случается использовать этот принцип Гарри Буллиса. Вот только недавно я посетил утреннюю воскресную службу в одной из англиканских церквей Европы. Пастор, как видно, профессионал в своем деле, прочел хорошо продуманную назидательную проповедь, чем мне очень понравился. Чаще священники обходятся, как правило, чтением отрывков из Библии. Паства состояла по большей части из англичан, и я заметил в толпе немало энергичных молодых людей. Затем поднялся смахивающий на битника юноша и, к моему изумлению, принялся читать Священное Писание. В дополнение к свисавшим длинными прядями волосам его лицо обрамляла окладистая борода.

Я едва мог вынести подобное — слушать, как такой тип прилюдно читает величайшую Книгу в мире! Впервые в жизни я всерьез подумывал, а не уйти ли мне из церкви, тем более что сделать это было нетрудно, ведь я сидел в последнем ряду у дверей. Но тут мне вспомнился принцип Гарри Буллиса, и я решил, что чтение Библии кем угодно, пусть даже и таким на первый взгляд подозрительным субъектом, возможно, пойдет мне на пользу. И через силу стал убеждать себя, что, быть может, преодоление антипатии окажет на меня действие сродни духовной терапии. Мгновением позже я обратил внимание, что у того парня приятный мужественный голос, и неохотно вынужден был признать, что его манера чтения бессмертных слов производит глубокое впечатление, читает он с чувством и благоговением. Занимаясь поиском того, во что еще можно вложить положительное значение, я решил, что, пожалуй, стратегия действий у этого пастора получше моей; если и нам удастся привлечь к Церкви юных бунтарей, и из них, возможно, в конце концов, получатся настоящие люди. Как бы там ни было, та реализация принципа положительного значения улучшила расположение моего духа и способствовала распространению моих пылких чувств на все человечество.

Но вернемся к человеку, которому я предписал пятиэтапную процедуру атаки на мучавшую его проблему тревоги. Поверив в этот план и добросовестно приводя предложенные принципы в действие, он смог добиться реальных результатов. Однако далось это ему нелегко, ведь речь шла о почти полном изменении прежних психических навыков на противоположные. Позже он сообщил, что эта борьба за достижение нормального беззаботного состояния ума была «по-настоящему болезненной. Но чем больше я прилагал стараний, тем яснее видел возможность сбросить в конце концов ярмо тревоги со своей шеи. И каждый раз, одержав очередную, пусть и скромную, победу, я ощущал такое воодушевление, что нетерпеливо шел к следующей — пока, наконец, не начал действительно изменяться».

Несколько месяцев спустя мне случилось прилететь в тот город выступить с речью, а он должен был встретить меня в аэропорту. День выдался хмурый и пасмурный, но облака, казалось, рассеялись при появлении этого переродившегося человека. Он буквально заставил меня выкроить свободное время и прокатил по городу, демонстрируя его красоты. Затем отвез к себе домой и познакомил со своей женой, которую, как видно, обожал. Судя по их пылкому объятию при встрече, она отвечала ему тем же. К тому времени я настолько заразился его энтузиазмом, что тоже не ограничился рукопожатием и расцеловался с ней.

Перед нашим отъездом в гостиницу — где я еще не успел зарегистрироваться — его жена мягко спросила: «Не могли бы мы втроем прочесть Господу благодарственную молитву за чудесное перерождение мужа? Теперь он совершенно иной человек, и жизнь наша течет по-новому». И мы, молитвенно сложив руки, вознесли благодарение Богу за этого человека, избавившегося от страхов и тревог. Более трогательного переживания я не припомню. Позже, по дороге в город, он сказал: «Что меня действительно потрясло, так это чудо изменения».

Если вы проникнетесь энтузиазмом, и особенно энтузиазмом по отношению к окружающим, вам перестанет портить жизнь еще одна слабость — страх перед людьми, доставляющий немалое беспокойство многим из нас, хотя, возможно, лишь некоторые признают это.

Когда я в юности работал репортером в детройтской газете «Journal», мой редактор, Гроув Паттерсон, любезно проявил интерес ко мне, молодому человеку, сразу из колледжа попавшему в газету крупного города. Это был человек острого, восприимчивого ума. Однажды он пригласил меня в свой офис. Он всегда мог создать непринужденную атмосферу, хотя и был главным в газете, а его посетитель в моем лице занимал самое скромное положение.

— Норман, — сказал он, — мне кажется, вы ощущаете сильный страх и беспокойство. Вам следует избавиться от него. В конце концов, чего тут бояться? Почему вы, или я, или кто угодно должны красться по жизни, словно испуганные кролики? Господь наш говорит, что всегда пребудет с нами и поможет во всем. Так примите же эти слова как должное, поднимите голову, взгляните миру в лицо и ударьте по нему как следует! И, ради всего святого, не бойтесь никого и ничего!

Я помню эту сцену в офисе «Journal» в старом Детройте на Джефферсон-авеню во всех подробностях, словно она произошла вчера.

— Ну, — сказал я, — это уж чересчур. Как можно прожить жизнь, не боясь никого и ничего?

Он сел, закинул ноги на стол и наставил на меня свой длинный указательный палец, вымазанный в чернилах. Кажется, чернила были на пальце Гроува всегда, и когда он им указывал на тебя, впиваясь в лицо своим пронзительным взглядом, ты весь обращался в слух. — Слушайте, — сказал он, — и я расскажу вам, как. «Будь сильным и отважным; не бойся... ибо Господь, твой Бог, пребудет с тобой, куда бы ты ни шел». Просто положитесь на это обещание, — добавил он, — и не забывайте, что его дал Тот, кто не оставляет в беде никого и никогда.

Это был разумный совет, и мне он был нужен, ведь я с раннего детства боялся людей. А кое-кто из них внушал мне благоговейный трепет.

Мой отец был священником, и священнослужителям его ранга нередко приходилось менять церкви. Каждую осень в сентябре церковь выносила на голосование вопрос, оставлять или нет священника на следующий год. Обычно епископ назначал пастора сроком только на один год. При такой системе благополучие священника всецело зависело от прихоти паствы, чья поддержка легко могла обратиться во враждебность, особенно если она была инспирирована кем-то, желавшим манипулировать ходом дел. И весьма часто так оно и бывало.

Живя в таком климате неуверенности, я испытывал трепет перед некоторыми представителями руководства церкви, с тревогой следя за любыми проявлениями одобрения или недовольства по поводу служебных качеств моего отца. Помню, как, сидя в церкви на утренней воскресной службе, я вглядывался в их лица, пытаясь определить, нравится ли им его проповедь. Моего отца, человека с прекрасным воспитанием, мало заботило мнение этих важных шишек, но меня оно беспокоило очень сильно. И в последующие гиды это беспокойство по поводу того, как я выгляжу в глазах окружающих, изрядно тяготило меня. В свое время я преодолел его. Но в детстве мистер N или миссис NN повергали меня в трепет. Вот я и смотрел на людей с некоторой опаской.

Да и у моего отца была привычка, определенно не помогавшая мне преодолеть страх перед людьми. Когда мы приезжали в новую общину, он, представляя мне выдающихся членов церкви, обычно добавлял: «Это крупный банкир», или «Это видный юрист», или «Это крупный бакалейщик в своем городе». Такого рода представление наводило меня на мысль, что в присутствии этих «больших» личностей я должен трепетать. И мое и без того гипертрофированное чувство страха только усиливалось.

Да и в школе я терялся перед чересчур активными, нахальными, горластыми учениками, которые, казалось, могли многословно рассуждать на любую тему в любое время дня и ночи. Что до меня, то я был застенчив и скрытен и по большей части молчал. Предметы я знал, но отвечал на уроках немногословно. Стоило кому-то из одноклассников засмеяться или даже просто улыбнуться во время моего ответа, как я мгновенно застывал. А потому мысленно пасовал перед этими самодовольными соучениками, во всем проявлявшими такую самоуверенность, словно у них готов ответ на любой вопрос. Будучи убежден в превосходстве их способностей над моими, я испытывал робость перед ними. С выгодной позиции прожитых лет я иногда спрашиваю себя, где они сейчас. По сути, я даже забыл, как их звали. Ни об одном из них я практически ничего и никогда не слышал. Как видно, они исчерпали свои небогатые ресурсы еще в школе.

Но мне действительно было трудно преодолеть свой страх; этот благоговейный трепет перед теми, кто знаменит, при деньгах или на высоком посту. Я чувствовал себя подчиненным и неадекватным в присутствии любого, кто открыто демонстрировал свой вес. И потому Гроув Паттерсон, поставив меня перед неоспоримым фактом — необходимостью избавиться от чрезмерной боязни людей, задел мое больное место. Наша беседа в редакции заставила меня по-настоящему решиться перебороть себя и перестать робеть перед первым встречным.

Но даже и в ходе работы над этой книгой был один эпизод, который показал, что мне не мешало бы более добросовестно практиковать принцип «не бояться никого». Однажды мы с женой Рут выехали из нашей фермы и направились в Сиракузы, штат Нью-Йорк, где мне предстояло выступить перед собранием ассоциации взаимопомощи посредников. Наш маршрут протяженностью свыше двухсот пятидесяти миль пролегал по парковой дороге «Taconic» и по скоростной автостраде Нью-Йорка.

Съехав с автострады, мы остановились на заправочной станции, где нами занялся молодой человек весьма представительного вида. Даже своими замечаниями о погоде он уложил меня на лопатки, доказав, что мой прогноз никуда не годится. Решив, что спорить тут не о чем, я почел за лучшее прекратить дискуссию. Пока наполнялся бензобак, он поднял капот нашей машины проверить уровень масла, воду и аккумулятор. «Ну, брат, — воскликнул он, — надо что-то делать с ремнем вентилятора, да и с этими двумя ремнями тоже».

Если и есть что-то, о чем я не знаю абсолютно ничего, так это то, что находится под капотом.

— А что с ними такое? — обеспокоено спросил я.

— Ну как же, — сказал он, — взгляните, вот здесь на этом ремне потертость. К нам с автострады заворачивают машины, так у них, бывает, эти ремни натянуты так туго, что часа два провозишься, пока их снимешь. А эти ваши наверняка соскочат в момент.

Я посмотрел на ремни. Насколько я мог судить, с ними было все в порядке, но его тон был столь непререкаем, что я почувствовал прилив благоговейного трепета и не нашел что ответить. Решив, что он, должно быть, знает, что говорит, я сдался. Он отогнал автомобиль в сторону и принялся снимать все ремни. Рядом я заметил еще одну машину, с нее тоже снимали ремни. Я не знал, что предпринять, и терзался сомнениями; смалодушничав, я спросил человека внутри станции: «Вон тот парень знает, что делает?»

—  О да, — ответил тот, — он в точности знает, что делает.

—  Но, на мой взгляд, — сказал я, — ремни вполне в норме.

—  Если он говорит, что ремни не в порядке, значит, так оно и есть, — отвечал собеседник. Его слова доконали меня окончательно.

Тут подошла моя жена и поинтересовалась, что у нас происходит; я изложил ей суть дела. Она спросила совсем по-женски: «А что с этими ремнями не так?» Моя супруга — женщина здравомыслящая, и ее не так-то легко обескуражить.

Я неуверенно сказал: «Этот юноша знает толк в ремнях и говорит, что наши того и гляди сорвутся. Он говорит, что у машин, заезжающих сюда с автострады, ремни туго натянуты на мотор, поэтому нам нужно заменить свои ремни на новые».

Она увидела, что он уже снял оба ремня. Осмотрев их, она заявила: «Ремни целые. Это вымогательство. Будьте добры, установите их на место».

Признаюсь, меня такой безапелляционный выпад привел в замешательство, и я отошел в сторонку купить газету. Вокруг жены уже собрались трое из четверых работников станции, и она очень вежливо, но твердо сообщила им, что это мошенничество. Действительно, с этими старыми ремнями не было проблем — если быть точным, то ни разу за все десять тысяч миль пробега с момента установки их на машину. А этот напористый, нахальный и, надо прямо сказать, «сомнительный» юноша благодаря воинственной, заносчивой манере демонстрировать свою компетенцию едва не всучил мне по сути ненужные ремни. Я слегка оробел перед его позицией всезнайки, и мой прежний страх перед людьми вновь дал о себе знать. Но на мою жену его манера не произвела ни малейшего впечатления; ей подавай одни лишь факты. У тех, кто придерживается рационального мышления и прислушивается только к фактам, страх перед людьми исчезает.

А потому никогда и никого не бойтесь: ни мужа, ни жены, ни (Бог вам в помощь) ваших детей; ни босса, ни шумливой важной персоны. И, конечно же, наилучший способ достигнуть этого — это любить людей и всегда видеть в них только лучшее. Вы начнете проникаться к ним энтузиазмом, и по мере его усиления будет происходить нейтрализация вашей робости, вашего страха перед другими и вашего беспокойства о том, что эти другие думают о вас. И потом, когда вас перестанут занимать мысли о самом себе, вы благодаря своему доброжелательному отношению к людям начнете относиться с большим энтузиазмом к самой жизни.

Внимательное изучение болезни беспокойства и страха во многих случаях позволяет вскрыть чрезмерную занятость самим собой. Беспокойство заранее предполагает весьма ранимую самооценку, в которой присутствует мрачное предчувствие в отношении себя и своих близких. Чем сильнее индивидуум срастается с этим ощущением, тем острее, по-видимому, становится чувство беспокойства. Вот почему отказ от привычки беспокоиться должен привести к выходу за рамки своего «я».

И тут на первый план выступает энтузиазм как один из наиболее эффективных механизмов развития возрождающейся личности. Замкнувшегося в своем «я» индивидуума мало заботит мир вокруг него. Нервно пробегая глазами страницы ежедневной газеты, он остается в неизменной уверенности, что дела идут все хуже. Но его интерес к социальным вопросам преходящ, незначителен и слаб. Главная его забота — как события могут повлиять на него лично. Вот он и уделяет внешним условиям лишь фрагментарное внимание, продолжая маяться и изводить себя в путанице забот, занимающих его мысли. И если такое беспокойство будет непрерывно расти, результатом может стать фактически удушение личности.